Бег спящих // Split

о к о н ч а н и е
Начало было раньше

-Кр-р-рым-м-на-ш-ш-ш….

Здоровенный мохнатый кот, едва слышно прошипел эту фразу со злобным оскалом зверя, готового вот-вот вырвать вам глаза , опустив голову, выгнув хвост, прижав уши и ритмично то выпуская то пряча голубоватые саблевидные когти в недра своих лап.
-К-р-р-р-ы-м-м-м-на-а-а-ш-ш-ш-ш…

И в этом шипении, не было ничего особо удивительного, если бы только оно сопровождалось обычным кошачьим воем. Но оно не сопровождалось ничем. Просто угрожающее гортанное мурлыкание и ядовитый свист воздуха, из глотки…

-Кто такой Крым? Зачем он?

Аду раздражало это шипение и этот кот, и вообще всё вокруг. Она ещё смутно понимала , что происходит – память после «отката» нестабильна. Это как фигурки на шахматной доске перед игрой. Соперники их ещё расставляют по клеточкам, обдумывая дебют – их мысли уже далеко впереди, но фигурки этого ещё не знают.
Висеть под потолком было неудобно – руки за спиной прикованы к ногам, цепь уходила дальше вверх, наверное там гаражная кранбалка или что-то вроде того. Латексный костюм поскрипывал даже от шевеления пальцами. Соски тянули к земле толстые медные провода, подключенные к автомобильному аккумулятору. За рулём «Кадиллак –Флитвуд» Ольга меланхолично поправляла миниатюрной пилкой ногти.

-Странно, не правда ли… - она взглянула через зеркало в сторону Ады – Ты понимаешь русский, но не знаешь слова «крым».

-К-р-р-р-ы-м-м-м-на-а-а-ш-ш-ш-ш… - кот ещё сильнее прижал уши, глаза его блеснули золотисто голубым огнём.

-Да ваш он, ваш… Никто его у вас не заберёт. Моя кисуля, иди к мамочке на ручки..

Ольга гостеприимно приоткрыла дверь машины, но кот не сдвинулся с места.

– Не «кто», а «что» - бросила через плечо хозяйка «Флитвуда». – Надо носильщиков использовать, когда делаешь откат. На свою память надеяться , в наш век легкомысленно … и вредно для фигуры. - С этими словами она повернула ключ зажигания и удар током скорёжил тело Ады.

Кот шмыгнул под машину.

-Не надо туда! Фердинанд! Немедленно вылезай из под машины! – голос Ольги не допускал альтернатив, но кот не реагировал.

-Ему кошка нужна, а не твой блядский Крым, - приходя в себя от удара током, простонала Ада, – забиваешь зверю башку всякой белибердой.

-«Кошку»? Да ты повзрослела, дорогуша. Ты этого хочешь? Что с тобой?

-Со мной всё нормально, ты же знаешь.

-Не уверена. А ведь я – твоя лучшая подруга. – Ольга снова включила стартер… - Черт, не заводится… Сколько ты ещё будешь там висеть? Я же не могу ждать вечно…

-Можешь.. - выдавила сквозь зубы Ада. – Мы обе это можем. И ты прекрасно знаешь.

-Нет-нет, милая. Это ты – можешь. Я – нет. Я – не могу. Я не могу терять время даром. Время – это власть. Извини. Власть – тяжёлая ноша, мне нужны носильщики.

-А мне – нет.

-«Нет»? Правда «нет»? Совсем-совсем? Посмотри на себя – Ольга повернула зеркало . –Посмотри, что делает свободный откат. Ты ничего не помнишь. Тебя никто не помнит. Только «маркер» - это всё что у тебя есть. Свободное слово. Свободно соединяющее любую причину с любым следствием в любой последовательности. Согласна, это круче чем «путешествие во времени» Это управление самим временем - очень удобно когда не ты мечешься как угорелый между прошлом и будущим, а само время – куда ему прикажут… Фердинанд! Вылазь, я сказала! … Само время. Но есть малюсенькая проблемка..

Ольга в третий раз завела «Флитвуд» и перекрикивая шум мотора:
-Надо каждый раз умирать!

Кот выскользнул из под машины и бросился к воротам. Ольга заглушила мотор.

-Глупая скотина. Фердинанд! Halt!..

Животное, едва выскочив наружу, разом обмякло и , повалившись набок, замерло.

-С этим пора что-то делать. Ада! Я не могу так каждый раз его убивать! Ну, то есть могу конечно, но он потом подгружает чью-то память – и вот. Несёт всякий бред. «Крым», «Крым» ему снится…
Ада! Посмотри куда ты придёшь! Нельзя всё делать самой. Надо доверять людям, когда ты их убиваешь. Пойми. Доверять! Это не пустые слова. Это – мудрость.

-Ну ты-то – сама доверчивость… - Ада слизнула капельку крови с губы.- Никто кроме тебя так не сумеет. Я не сумею. Даже не буду пытаться.

-Будешь…. Будешь-будешь.. – Ольга подняла с земли тушку кота и положила её на капот машины.-И тебе ещё это понравится.

Настоящие подруги спорят непримиримо и бескомпромиссно. Они не пытаются ничего доказать. Они лишь очень боятся, что спор внезапно закончится, и что делать тогда? Им нравится эта игра, в которой каждая уже вообразила себя победительницей, каждая уже забрала свой приз и трофей и восторженные овации поклонников, только соперница ничего ещё об этом не знает.
И не узнает, если об этом заранее позаботиться. Например сделав спор о разных вещах.
Особый шарм таким спорам придают равные способности соискательниц высокого титула.
А Ольга и Ада абсолютно равны. В сущности то они и стремятся к одному и тому же, и одинаково опасаются победить.

-Смотри на кота дорогая. Смотри , как это работает.

Мохнатая туша, лёжа на горячем капоте машины начала покрываться инеем.

-Ну и что? – Ада пожала плечами – Ты запустила его старость. Сколько ты назначила : минуту за год? За три? Организм начинает жить быстрее, но его в это время никто не кормит. Собственной энергии тушки на долго не хватит, вот и остывает на глазах. Я это видела тысячу раз.

-Не торопись, глупышка. Хоть ты и умненькая, и всё «видела тысячу раз» , но ты – глупышка.

Ольга деловито одела перчатки , и обойдя машину, сняла провода со стартера.

-Так что там с твоим «носильщиком», которого ты не используешь? Скажи – как его зовут?

-Обломись! Да и не знаю я его. Мы не знакомы.

-Ай! Ай! Ай! Как нехорошо обманывать лучшую подругу! Ну же . Ещё одна попытка… - Ольга слегка покачала проводами в воздухе, толстые клеммы при этом сильнее скрутили соски Ады, на та продолжала безучастно смотреть на эти манипуляции.

-Ещё одна попытка, прежде чем его имя станет моим. Точнее - его, - Ольга кивнула на кота.

-Балаган, какой-то. Ты могла прочитать имя в журнале заказов. К чему эти фокусы?

-Я , да. Он – читать не умеет , - Ольга опять кивнула на кота. – А в том году его вообще ещё не было. Ита-а-а-к…

Ада прикусила губу.
Несчастное животное лежало словно замёрзшая покрытая инеем тряпка. Тёплый капот машины давал ему небольшой шанс на жизнь, но шанс этот улетучивался безвозвратно. Печальное зрелище. Но так бывает. В игре всё бывает, Ада привыкла.

-Я так и знала. Я же твоя лучшая подруга – я всё знаю. Конечно будешь молчать.

С этими словами Ольга резко схватила кота и быстро одела ему клеммы на уши.

-Имя!

Кот беспомощно оскалился, высунув синеющий язык и сдавленно прошипел: «О-о-о-с-с-си –ф- ф –ф – ф» и окончательно испустил дух.

-Осип! Правильно?!,- с нескрываемым ликованием Ольга хлопнула в ладоши – Правда? Ну скажи, скажи…

-Это всего лишь имя в книге заказов.

-Да, ладно упрямиться. Это очень необычное имя. Особенно, если учесть, что тот кто его носит, погиб при весьма странных обстоятельствах. И мы обе знаем, каких. А ещё мы обе знаем, что тело его до могилы почему то не донесли.

-Неопознанные трупы кремировали.

-Да всё там было опознано, Ада. И даже фото-задокументировано. Мы же обе это знаем.

-Скажи честно: ты затеяла весь этот балаган, просто , что б повеселить меня фокусом с котом.

-И это тоже… Да. Повеселить. Мне хотелось тебя немножечко развеселить, что бы скрасит грусть расставания.

-Да ну?

-Именно., - Ольга отцепила провод от тела Ады и аккуратно сложила их в ящик для инструмента. - Мы расстаёмся. Я ухожу из этой игры.

-Куда же?

-Ещё не знаю. Но мне с вами тесно. И скучно. Не хватает свободы, масштаба.. концепта , в конце концов.

-Хочешь убить миллион котов?

-.. Людей, милая. Людей. И не миллион. А чуточку больше. Но цифра – вторично. Главное – концепт. Ты же ведишь, как можно создать Настоящий Порядок. – Ольга сбросила мёртвого кота с машины. – Настоящий Порядок – это когда настоящие знания сконцентрированы лишь в головах настоящих Людей, а не какого-то генетического мусора. Сконцентрированы. Сильное слово. Понимаешь.

-Смутно.

-Не дури. Ты всё понимаешь.

-Концентрационные лагеря?

-Бинго! Вот такой я тебя люблю. И всегда буду любить. Сообразительной, всё схватываешь налету.

-Дальше то чо? Сверхрасса сверхлюдей сконцентрирует в себе сверхзнание. Работать то кто будет? Вы ж поубиваете всех.

-Фу! Как это грубо. - Ольга скорчила гримаску. – Кто сказал «всех»? Только излишек. Да и тех осторожно. Дадим им откатиться на год-два назад. И пусть живут- плодятся. Без знаний то они только плодится сумеют. Ну и пахать как скот, не задавая лишних вопросов. Точнее, вопросы то у них конечно будут, но… хе-хе… чисто скотские: «Где бы пивка раздобыть?», «Как бы тёлку трахнуть?» Очень комплиментарный биоматериал .

-Пивка? Сухой закон ж!
-Отменим! Ради хорошего дела, отчего бы не отменить.

-Зачем тебе понадобился мой носильщик?

-Ну ты же его не используешь.

-Тем более.

Ольга села за руль и завела мотор. Достав из сумочку помаду, она поправила губки и скорчила ещё пару гримасок. Поскрипывая тормозами «Флитвуд» медленно выкатился из гаража. Ольга не оглядываясь помахала рукой:

-Прощай, подруга. Тебя ждёт твой кукольный домик.

Усталость. Это досадное , неуместное и всегда несвоевременное ощущение. Словно поезд, в котором расцепились вагоны: задние всё ещё катятся по инерции следом, но уже замедляются, и вот-вот вовсе отстанут. Пассажиры в недоумении. Машинист подаёт тревожный сигнал. Иногда усталость достигает головы поезда, и что тогда катится, куда и зачем – безразлично. Всем безразлично. Может быть даже самому главному начальнику на железной дороге. Все будут ждать, когда поезд встанет совсем.
Эдвард давно уже испытывает это чувство. И если бы не война –усталость бы разобрала его на «вагончики». Хорошо что есть война – она отвлекает.
Только на долго ли хватит? Эдвард видит, как вокруг устают от войны намного быстрее, чем он – без неё.
Это всё Игра.
В ней что-то не так.
Взять хотя бы Эдварда. Он профессиональный военный. Порядок и подчинение. Наверное, можно добавить «и честь», но с оговоркой: Эдвард знает свой маркер, и не боится смертей. Своих смертей – сколько у него их уже было он не страшиться, это даже смешно. Он сохраняет верность Принципам – это не сложно. Их легко брать с собой в каждую новую жизнь – места в памяти они почти не занимают. Принципы – это практически «ручная кладь». Так что Честь – существует как бы сама по себе и никаких жертв от Эдварда за это не требует.
Но вот азарт… Это другое. Азарт – это когда стремишься к превосходству, когда хочешь быть победителем. Азарт – это страсть. Но если рассмотреть хорошенько – это всё таки грёзы и опыт. Мечта о невозможном , подкрепляемая пройденным.
Пройденным. Прежними победами, которые были, но каждый раз недостаточными, что бы сказать себе «Всё! Я достиг – что хотел и мне больше не надо!»
Опыт портит Игра. Эти чёртовы маркеры. С ними всё выходит не так.
Если ты убиваешь, то побеждённый уже никогда не осознает твоё превосходство.
Если убивают тебя, то победитель никогда не узнает обман. Он не узнает, что смерть, одна из миллионов возможных, была лишь запрограммированным перемещением памяти. Именно в силу этих причин – он ничего не узнает. И что стоит тогда «превосходство»?
Это как бег во сне: ты бежишь от кого-то , но тебя всё время не нагоняют, или за кем-то – но не настигаешь никак. Просто бег. Бег во сне. С азартом и страхом, но без результата. Утомительный и внушающий ужас - бег спящих. И мысль, что спасение лишь в том, чтобы проснуться не приходит никак.
Эдвард хотел поговорить обо всём этом с Адой. Не пожаловаться, не возмутиться… А вот именно – поговорить. «Излить душу», что ли. Назрели сомнения.
Он не хотел признаваться в усталости.
Ему было неловко признаваться в усталости перед ребёнком. И он всё ждал что Ада решится взрослеть. Ведь все дети мечтают быть взрослыми. Надо лишь чуть-чуть подождать. И он ждал. И Ада взрослела. Но стоило ему собраться с мыслями, как она исчезала опять. И всё с начала – кукольный домик, розовые единороги… и очередной головокружительный поворот бесконечной Игры, в которой Эдвард раз двести кого-то убъёт, да и его самого тоже не раз похоронят.
Что с этим поделать?
Практически – ничего. Ада всегда была на два хода дальше. А недавно и вовсе надумала все ходы переписать. Ну, допустим не все , но какие-то очень важные.
Трезвым умом соображая, Эдвард с подобной идеей согласен. Даром что девчонка –Ада мыслила вполне по взрослому: в Игре многие стали играть не по правилам, убивать людей без разбора…
-Нельзя убивать без перемещения памяти! – Ада повторяла это как заклинание.- Нельзя убивать, если ты не позаботился о воспоминаниях.

Конечно же все с ней соглашались, но на деле, каждый играл в свою Игру. И «носильщики» не справлялись , воспоминания оставались бесхозными с каждым годом складывать их становилось трудней. К тому же кто-то додумался использовать в роли носильщиков не людей, а вообще что- попало: кошек, собак, попугайчиков и даже ручных черепах. Звери дохли. Записи ходов стали неуправляемы. Всё перепуталось. Но Ада, вместо того, что бы как то это пресечь , снова ушла в своё детство: занялась своим Кукольным Домиком, как она это называет. И даже имя ему дала – «Флоренс».
Для внешнего мира – Федеральная Тюрьма Особо строгого Режима «Флоренс», которую ни с какого спутника не отыскать. Но на самом деле – это её кукольный домик: Хранилище Удостоверенных Копий Первичного Порядка. Её личная команда «носильщиков» - никаких котиков, никаких попугайчиков. Люди – без личностей. Имена – без фамилий. Судьбы – без какой либо логики. Каждый «как все» - часть всего.
Ада очень гордится этой затеей и пообещала вернуть в игру настоящий детский Азарт.
И Эдвард ей снова поверил.
И снова один на один со своей прежней усталостью.
И снова война, где только и можно, как следует отдохнуть.

Слова:

Crack - раскол
Gap - зазор
Flaw - брешь

. . . . . . . . . . . . . . . . .

-Я хочу съездить к вам в гости, во Владивосток. - Эдвард протёр солнцезащитные очки и проверив стёкла в отблесках снега на предмет последних пылинок, положил их в нагрудный карман.

-Ну так, в чём дело? Милости просим. Только вряд ли в Корее будет война. – в душе я был рад его возможному приезду, но не хотел подавать виду.

-Так я ж - в отпуск. Погулять, отдохнуть. Попить русской водки, настоящей – «Палёной».

-…И пострелять бандюков?

-Сказал же – «в отпуск». Не уж то у вас в России вообще нет ничего хорошего?

-Мечты. Мечты наши – прекрасны! Забыл?

-Ну вот… Мечты.. Дрим… «дым и зеркала»..

-Не богохульствуй. Мы в храм идём.

-Извини. Кстати, ты крещёный?

-Нет.

-А чего ж мы тогда?..

-Сегодня праздник у сербов : День Святого Саввы. Грех отпускают всем просящим не зависимо…

-Так это ж автокефальная церковь.

-Ну, у вас в Америке – вообще каждая церковь сама по себе, но набожных янки от этого меньше не становится.

-Должны ж и у нас быть хоть какие-то недостатки , - Эдвард криво усмехается.

-Не должны. Но вам просто нравится…И когда ты хочешь приехать?

-Да вот тут всё закончим и я свободен.

-В феврале?

-Скорее, в марте.

-От чего так долго то? – я обернулся в сторону грузовика, оставленного на обочине.

-Деньги. Люди хотят заработать больше денег. А ничего не даёт такой жирный заработок, как неопределённость. По мне б – тут делов на пол-дня.

-Ладно. И что бы ты хотел увидеть во Владивостоке?

-Ты будешь смеяться.

-Я? С чего ты взял?

-Да, ты. Впрочем, любой будет смеяться, если я честно скажу.

-А если я не «любой»?

-Лестницу.

-Чего?!..

-Лестницу. Широкую белую лестницу.

-…по сторонам вдоль которой стоят длинноногие русские девушки, .. с косами.. хе-хе..

-Ну я же говорил - будешь смеяться.

-Ладно, прости. Но желание и впрямь, слегка необычное.

-Ещё необычней его причина.

-Обещаю… Даже клянусь – не засмеюсь.

-Я её вижу во сне.

-Во сне?

-Причём часто.

-Похоже, я с клятвой погорячился. И давно это с тобой?

-…Широкая, белая, из искрящегося мрамора, со ступенями, украшенными витиеватой резьбой. Ослепительно белая лестница среди бездонно чёрной комнаты ведёт вверх, в окружении хрустальных зеркал в темноту. И когда я встаю на ступени, делаю пару шагов и оглядываюсь, всё внизу исчезает – пол, перила и мрамор, на котором я прежде стоял. Сперва они растворяются в моей собственной тени. А затем – исчезают вообще. Всё позади делается прозрачным и наполняется темнотой. Если торопливо шагать, то и темнота не отстаёт. Если бежать, то бежит следом и тень. И знаешь что?

-Нет.

-Я не хочу возвращаться. Лестница увлекает, манит радужными зайчиками зеркал. Но если бы и решил повернуть, путь назад невозможен. Только вверх. Шаг за шагом. По белым ступеням, в чёрную темноту.

-Даже не знаю, что тебе сказать, Эдвард. Не встречал я у нас , в нашем городе, ничего подобного. Лестниц много, и на улицах и в домах… Но что бы белых?

-…из искристого мрамора.

-… что б с резьбой…

-…в чёрной комнате.

-Озадачил, ты, в общем. Грязи у нас – по самые ноздри. Дохлых крыс больше, чем живых людей. А больше чем дохлых крыс - только крыс ещё пока не подохших. Какие там «лестницы», блин.

-А я говорю – есть. Ты просто неправильно смотришь на мир. Есть у вас там эта лестница. Вот приеду и сразу найду. Спорим?

-Мы уже в храме. Довольно мирского.

Эдвард перекрестился и вслед за ним я.

Алая точка, бежавшая впереди меня по каменному полу, остановилась и погасла.
Наступила кромешная тьма.
Что делать дальше? Идти? Стоять?
А может эта точка сейчас на моём лбу?
Я поводил руками в воздухе по сторонам, в надежде поймать исчезнувший зайчик. Ещё одна уловка этой супер-тюрьмы: сперва охрана внушает страх лазерной меткой снайперской винтовки, но стоит к этому немного привыкнуть – страх внушается утратой даже такой связи с реальностью.
Полная темнота.
Я пытаюсь расслабить зрачки, чтобы хоть что-то увидеть. Темнота действительно немного рассеивается, становится как будто прозрачнее, не такой чёрной , но теперь от её глубины начинает кружиться голова.

-Ада?!.. – я чувствую, что теряю контроль над собой, и непроизвольно выкрикиваю имя в попытке сохранить равновесие.

-Да-а.. – детский голос раздаётся рядом, чуть впереди.

-Ада, ты здесь?

-Конечно! – голос меняет тональность. Он теперь как будто усталый. И как будто женский, но всё ещё принадлежит ребёнку.

-Я тебя не вижу…

-Но ты ведь не за этим пришёл?

-Нет. То есть, да.. Но я тебя не вижу. Где ты?

-Я здесь. С тобой. – голос стихает, словно ребёнок вот-вот заснёт.

-Где?

-Я здесь.

-Здесь темно – я не вижу тебя.

-Ты просто меня не видишь. Всего лишь. Но я здесь. Здесь темно и поэтому ты меня не видишь.

Я всё ещё пытаюсь найти в темноте хоть какую-то зацепку. Но безуспешно.
-Ада. Я должен с тобой встретиться.
-Ты встретился.
-…И поговорить.
-Говори.
-Ты меня слышишь?
-Конечно.
-А есть тут ещё кто-то кроме тебя?
-Да.
-Они нас слышат?
-Меня – нет. Только тебя.
-Я бы хотел без свидетелей.
-Это тюрьма – тут все «свидетели».
-Но я никого не вижу.
-Это не важно.
-А почему я тебя слышу?
-Потому что… - в голосе ребёнка появились нотки каприза, - Потому что ты не спишь. Разве сложно понять?
-Да. Прости. Не обижайся. Мне тут слегка непривычно.
-Ты устал?
-Нет.
-Ты можешь отдохнуть, если хочешь – тут есть свободные камеры.
-Спасибо. Не надо.
-Они очень комфортные.
-Спасибо. Я не устал. Ада…
-Что?
-Я пришёл спросить.
-Спрашивай.

Внезапно я почувствовал непреодолимую сухость во рту, будто провёл без воды неделю. Это был страх. Классический тюремный страх , о котором в учебниках, да и я его использовал неоднократно – страх спрашивать. Но никогда ещё не ощущал я его с такой парализующей панической силой.

-Что ж ты молчишь? Спрашивай.- голос Ады стал добродушным, словно ребёнок заглянул в клетку к хомячку. «Что он там делает?» - Спрашивай. Ну же?

-Ада…

-Да.

Я сжал кулаки и зажмурившись вдавил, что ест силы, ногти в ладонь, в надежде, что боль отвлечёт от страха.

-Ада.

-Да –а! Говори же..

-У тебя получилось?

-Ты про «Магелан»?

-Да.

-Про то как я хотела переписать Игру в твоей памяти.

-Да-да. Получилось?

Я произнёс эти слова , как стреляя себе в висок из пистолета.
Но ответа не последовало. Тишина.
Я прождал секунд двадцать, как мне показалось и открыл глаза.
Темнота была на месте. Разве что в ней появились бордовые оттенки, вероятно из-за того что слишком сильно зажмурился.

-Ада! Ты здесь?

-Да. – на этот раз её голос был отчётливо утомлённым и явно не детским.

-У тебя тогда получилось? Ты сделала то что хотела?

Снова пауза.

-Отвечай, Ада. Я пришёл спросить.
-Я думаю.
-Над чем?
-Я думаю, что тебе ответить.
-А что тут «думать»? Либо «да», либо «нет»!
-Это потому, что ты не спишь.
-Ада! Я потерял жену и ребёнка. Я не могу их найти. Пятнадцать лет, Ада! Пятнадцать!!
-Это потому что ты не спишь…
-Это диагноз?
-Это часть ответа.
-Они найдутся, когда я засну?
-Нет.
-Я кого-то ещё потеряю?

Снова пауза. На этот раз недолгая – Ада прервала её сама, устало выдохнув:
-Нет. У меня тогда ничего не получилось. И я не знаю – что будет дальше.
-То есть Игра продолжается?
-Да.
-А я – это я?
-Как и прежде.
-А ты?
-Как и прежде…
-Ольга убита в подъезде моего дома.
-Знаю. Несчастный случай с велотренажёром.
-Ей снесли голову из винтовки!
-Ты ошибаешься. Это действительно несчастный случай.
-Ада?! Какой такой «случай»?! С твоей то головой всё нормально?
-Я же в тюрьме, какие сомнения.. – она снова смеётся. И этот детский смех обезоруживает, успокаивает, я начинаю чувствовать сонливость… Но разум сопротивляется:
-Как тренажёром можно отстрелить человеку голову?
-Можно. Ольга ведь была … хм-м-м- не совсем человеком.
-В смысле?
-Она всё время боялась, что кто-то перепишет Игру.
-Этого все боятся.
-Но у неё это превратилось в паранойю. И она стала заводить своих личных «носильщиков».
-Что ж в этом плохого? Уж тем более – опасного?
-А то что для этого она использовала память не людей, а…

Ада замолчала. И в очередной наступившей паузе мне померещилась разгадка:
-Кота?
-Ага.. – Ада хихикнула.
-Здорового , жирного, ленивого котяры, что вечно с ней на поводке?
-Он не здоровый. И точно не жирный. Он худой – кожа да кости, к тому же склонен к суициду.
-Вот эта харя , что шире газеты?!! «Кожа да кости»?
-«Харя» - это хранилище памяти, где было записано больше, чем золота в Форт Нокс. И память эта уже давно переполнена – от чего Фердинанда и раздуло.
-Завела бы собаку.
-Наверное, она так и хотела сделать, но кот собрался свести счёты с жизнью и выгрузил память ей в мозг.
-То есть , голову ей просто разорвало?
-Практически мгновенно.
-Но ведь у неё есть маркер. Стало быть – восстановится.
-Конечно. Как и много раз до того. Только все её ходы аннулированы и теперь всё с начала…
-Это ты устроила?
-Ты.
-Я?!..
-Ну , я же в тюрьме.
-Да.. Но я то как?
-Не знаю… Не знаю.. Это - твоя тайна. Мне своих хватает.
-Я не играю, ты ведь знаешь.
-Ты – нет. Но за других ходы делаешь.
-За каких «других»?
-А мне по чём знать.. За тех кто умер… За тех – кто не умер. За тех, кто не умер, но ты считаешь, что умер… У вас – взрослых, всё так сложно.
-Ада, я устал.
-Отдохни. Здесь свободные камеры.
-Я не об этом.
-Здесь комфортно.
-Я не так устал.
-А как?
-Я устал жить.
-Хочешь слить кому-то свою память?
-Наверное… Не знаю…
-Это опасно.
-Для чьей-то головы?
-И для неё тоже. Но опасней всего для тебя самого, и конечно – Игры.
-А что можно сделать?
-Я построила «Флоренс».
-Но ведь все думают, что это федеральная тюрьма.
-Практически – оно так и есть. Здесь отбывают пожизненные сроки те, кому сидеть несколько жизней подряд.
-Но ведь тут никого, кроме тебя!
-…И тебя.
-Я только-только пришёл, а тюрьме восемнадцать лет уже.
-Это не важно. Ты же принёс записи тысяч смертей. Оставайся. Отдохни. Мы всё перепишем.

Утро 24 марта 1999 года надо встречать где угодно, но только не в Белграде. Где угодно.
Бежать. Бежать, Бежать…
2431999 – номер моего телефона. Но я по нему не звоню. И мне на него не звонят. А когда звонок всё же случиться, я услышу одно словно : новое словно, непривычное слово, которое мне предстоит помнить всю свою жизнь, всю новую жизнь. И услышав его я выброшу трубку, разбив её хорошенько на кусочки и оплавив SIM-карту огнём зажигалки. Что б никому не досталось. Но…
Но у меня ещё есть одно поручение…
И…
И не могу заставить себя бежать.
Я тяну до последнего – может что-то изменится. Бывают же чудеса.
Конечно, было б поручение очень серьёзное, я бы и его растянул. Но надо всего лишь отвезти какого-то кота в аэропорт и передать его какому-то парню. Кошек я не очень люблю. И вокзальная сутолока в панике эвакуации мне тоже не по-душе.
Но дочь сказала, что когда она привезёт клетку с этим «животным», то возможно это будет наша последняя встреча один-на один перед долгой разлукой. Так что – поручение не обсуждается. Тем более, что у неё уже всё расписано.

Я сижу в холле Белградского госпиталя Военно-Медицинской Академии. Листаю «Blic», на журнальном столике, пытаюсь читать что бы отвлечься.
Пытаюсь читать, что бы отвлечься от весьма неприятного желания, о котором мне стыдно признаться даже себе самому: я не хочу, что бы Варвара пришла.
Нет. Кот ни причём. Я не хочу просто и всё.
Я не хочу что бы начиналась эта разлука. Эта новая разлука. Пусть пока побудет старая. В ней ещё есть надежда, что какие-то ходы можно переиграть. Глупо. Наивно. Но я ещё надеюсь, что можно вернуть всё на место. И дочь посадить себе на колени, и посмотреть ей в глаза.

Зимний вечер, рано темнеет. Под потолком тусклая лампочка нервно моргнула : госпиталь переключился на резервное электропитание.
-Вы кого то ждёте? Часы приёма окончены.
Из-за стойки регистратуры ко мне подошла медсестра – темноволосая девчушка с невероятно худыми длинными пальцами, прозрачную хрупкость которых оттенял подворот рукава медицинского халата, что ей был не по размеру.
-Да. Простите, У меня здесь очень важная встреча.
-Вы наш пациент?
-В том то и дело, что фактически уже нет. Но без некоторых формальностей, получается, что…
-Ну тогда сидите. Только в 20.00 наступает светомаскировка – я должна погасить освещение. Читать не получится.
-Я надеюсь мы встретимся раньше…
-А вы давно выписались? – девушка посмотрела на меня и слегка прищурившись , добавила – Я не видела вас здесь, но определённо встречала раньше.
-Возможно. Я тут лишь проходил реабилитацию.
-Нет. – выражение её лица сменилось на удивление – Раньше… Наверное, осенью… У вас есть яхта!
-Увы. . . Вы меня с кем-то путаете. Я тут всего месяц. И яхты у меня нет.
-У моего отца есть яхта и я вас видела… Не может быть, что бы я ошибалась. Я художник. Дизайнер. У меня фотографическая память.
-Даже не знаю, что вам сказать. Завидую творческим людям. Но память у вас , очевидно ещё не так совершенна, как ваша фантазия.

Этот странный диалог и та настойчивость, что проявляла моя собеседница, вызывало чувство неловкости. При других условиях , я был бы рад разыграть эту партию в полноценный флирт. Но вот- вот придёт дочь. Кот… Вокзал… Суета…

-Моя помять надёжна. Зрительная точно. И слух у меня музыкальный, - для убедительности девушка подняла пятерню, - С семи лет фортепиано! Ваш голос я помню. Вы курите трубку?

-Нет! Я вообще не курю! – я нагло соврал. Медики по профессии циничные люди. Но одно дело – терпеть их цинизм, когда ты сам на приёме врача. Другое, если тебя «просвечивает» какая-то студентка ординатуры, причём , судя по всему, делает это исключительно, что бы развлечься, коротая скучное дежурство. Я почувствовал, как начинает болеть голова.
В конце концов , она права. В холле темно. А скоро и эта лампа погаснет. Не то что читать , даже картинки в газете не посмотреть.
А главное, в тайне я всё ещё лелеял надежду на чудо - разминуться с Варварой. Ни дочери, ни даже жены я всеми силами не хотел сейчас видеть.
Если бы у меня был выбор – я бы предпочёл видеть здесь и сейчас совсем другого человека.
И у неё определённо не было бы кота. Но нет никакого выбора.

-Знаете что, вы , наверное, правы. Мне лучше уйти, тем более что чтение при таком свете только портит глаза. Но могу ли я вас попросить о б одной пустяковой услуге?
-Давайте.
-Вот мой телефон, - я пишу быстро цифры на краю газеты. – Если сюда придёт тот, с кем мы должны будем встретиться, пусть она позвонит.
-«Она»?
-Дочь.
-Вы женаты?
-Нет … уже…
-Понимаю, простите.
-Ерунда. Она уже взрослая.

Закончив с цифрами я поднимаю глаза. Наши взгляды встретились и тут я тоже почувствовал какое-то дежавю. Словно я этот взгляд уже видел, и .. после него у меня просят сигареты… Чушь, какая-то, в общем.

-Вы всё ещё не верите, что я был ваш пациент, - пытаюсь преодолеть наваждение и захватить инициативу. – Но у меня нет причин вас обманывать. Вот. Я пишу свою фамилию – вы можете проверить по записям в регистратуре.

В этом мире всё относительно. Всё можно объяснить, понять , оправдать. Абсолютной остаётся лишь Сила. Та, что прилагаешь к самому себе. Непреодолимая сила. Непреодолимая и не ослабевающая.
Сколько лет миновало? Пять? Десять? Годы, сменяют друг друга, как сцены кино.
Сколько уже забыто всего?
И лишь один кадр в том фильме никуда не исчезает: её ладонь прижата к стеклу иллюминатора.
Кадр не выцвел со временем, никак не испортился и не помутнел. С годами набрав бритвенной резкости контрастных оттенков он в каждом своём кусочке, каждом зёрнышке, как пытка электрическим током, как ядовитый укол обездвиживает, порабощая внимание, угнетает волю. И остаётся лишь сила, лишь надежда на силу, что прилагаешь к самому себе. Последнее из абсолютного.
Но и эту силу точит сомнение.
Нет. Разум не противится. Он не способен сопротивляться. Но он просто живёт. И пока разум ещё существует, он неустанно перебирает случайности в поисках Смысла. Анализирует сочетания, комплиментарные пары, выстраивает цепочки следствий/причин. И с высока этой своей работы, в сущности бесполезной конечно, высказывается о несовпадениях, употребляя интонацию гос-обвинителя: «Мир несовершенен , ибо таковым я его не нашёл!».

Ах этот вечный судебный спор при пустых креслах присяжных. Кто победит – обвинитель или защитник? Ах эти жаркие речи в голове вместо сна. На чью сторону склонится душа? Кому подавать апелляцию?

Начало , Часть 1 , Часть 2, Часть3 , Часть 4, Часть 5 , Часть 6 , Часть 7, Часть 8, Часть 9, Часть 10, Часть 11, Часть 12, Часть 13 , Часть 14

Нью-Йорк / Сеул / Белград / Нарсарсуак 2014 год