Бег спящих // Utility
Начало было тут.
Кирилл – китаец. Ой! Вот только не надо сразу эти ваши: «Китайцы не рождаются голубоглазыми блондинами. И рост под метр девяносто не для них».. Кто то меня тут даже в учебник носом тыкал. «Генетика». Я тоже в генетику умею. Вот щаз выдам: «Рецессивный аллель влияет на фенотип, когда генотип гомозиготен» .
Ага! Как я вас?
А теперь, кто не верит – отправляется в Википедию расшифровывать, что я тут выдал, пока остальным мой рассказ, начнётся с Кирилла, который, как я уже сказал – от роду китаец. …Ну, ладно – бабка из Белоруссии, мать тоже не совсем китаянка – из Кёнигсберга, кажется. Но Кирилл родился в Даляне – соль земли ханьской и немножко морской.
По китайской манере, находясь в стране пребывания, он имя сменил. И фамилию тоже. Здесь он Костя Самсонов. Не Константин, а именно «Костя». Ну, у них так принято. Да и звучит лучше. Вообще не могу понять, как китайцы произносили его настоящее имя? Если только оно настоящее, конечно.
Тут маленькая проблемка – у Кости (давайте я уж буду так его звать) никогда не поймёшь – что настоящее, а что нет. Вот, скажем, зубы : вроде бы настоящие. А улыбка добродушная от уха до уха - не знаю. На тренировках по рукопашному бою он всегда улыбается: бьёт – улыбается, его бьют – улыбается… Не может человек, пропустивший ближний коленом в ребро так улыбаться.. Нарисована она у него, что ли..
В кают-компанию Костя зашёл, как всегда, широко улыбаясь.
-Чем больше в человеке лени, тем сильней его труд похож на подвиг.
Это он про меня, очевидно.
Да, подвиг. Сижу заполняю пачку форм «1040» - ужас американской жизни. Греет душу мысль, что мы – русские, счастливые люди: родились в России, живём в России. Мы не знаем, что такое настоящая бюрократия, нам не ведома красота американской налоговой декларации по форме «1040», которых мне до конца дня надо заполнить аж тридцать семь штук – все вручную. На полу ящик сбланками. На столе бумаги. Я хотел это делать в каюте, но там течь иллюминатора. Каждый раз, когда ветер заходит в левый борт, дождь прямо в стекло, а уплотнительная резинка не держит. Вода льётся на стол. Твою мать! Яхта, боюсь даже сказать сколько там миллионов, и нет денег на резинку! Ещё одна сторона Америки – белую работу поручают белым, резинки – неграм. И вот результат.
Вспомнился инструктаж особиста на фирме перед отлётом: «Не говори вслух слово «негр»».
А что же мне говорить? Шахтер? Так ведь шахтёры надёжней бы починили.
Где то здесь уже было, что «Пандора» только что после ремонта: всё тут как с иголочки новенькое. Всё блестит. Собственно – это её первый большой выход в море. Для начала мы осторожненько пройдём по речке, на всякий случай не торопясь. Ну а если всё будет нормально – там и в Гренландию сбегаем. Но вот исправят ли иллюминатор – вопрос..
С другой стороны, в есть в этом несчастье свой плюс: каждую форму приходится заполнять вынимая из коробки очередное удостоверение личности налогоплательщика . С водительскими правами , страховками просто – кусочки картона: протёр влажной тряпочкой и всё читаемо. Паспорта – вот засада! Книжечки, страницы там слиплись от запёкшейся крови, пота и человеческих экскрементов. Некоторые склеились , словно фанера – невозможно раскрыть. Что б разлепить, приходится каждый держать над паром кипящего чайника. Через пятнадцать секунд паровой бани они начинают сочиться тошнотворным зловонием. И будь я в каюте, от этого смрада наверняка б угорел. Здесь же двери открыты, сквозняк насыщенный влагой осеннего ливня, запах практически не ощущается.
-Да, подвиг.
Я отвечаю Косте, стараясь вложить в слова всё свое негодование его праздностью и сибаритством. Из нас всех – он штатный бездельник. Не припоминаю, чтобы ему вообще хоть что-то поручали. Сейчас, он вернулся из города с большим пакетом свежеотпечатанных фотографий – снимал с вертолёта, пока я дремал.
-Зацени!, - он опорожняет пакет..
-Клёва, чо… Особенно эти разрывы тумана…
У Кости сильная оптика какого-то именитого бренда. Я в них не разбираюсь, но снимает он мастерски, глаз не оторвать.
-А эта кто?! – вдруг на последней фотографии крупным планом (вероятно телеобъективом) портрет женщины, просившей у меня сигареты. Наверное попала в кадр, когда вышла на палубу. Костя в этом смысле человек без комплексов (говорю же – китаец). А ещё у него есть прекрасное свойство знать всё обо всех раньше любого из нас. Иногда мне так хочется у него про себя что-то спросить, чего я не знаю. Но страшновато.
А женщина оказывается красивая, я в сумерках не разглядел.
-Да – так. Дизайнер. Девочка-дизайнер. Инга. Хочешь я тебя познакомлю. Она ничего так, милая. Полька, наверное… У полек такие подбородки... Босс тут собрался интерьер освежить. Вот и позвал её, что бы на фоне гренландских снегов собрать мотивы… Ты же знаешь, как у них - у богатых.. всё сложно… Так что? Познакомить?
-Спасибо. Не надо… Я в дизайне «пном-пень».
-Ну и зря. Нам тут болтаться ещё дней десять, наверное. А она милая.
-Чем ему нынешний то интерьер некамильфо? – я пытаюсь увести разговор подальше от Инги, но от зоркого взгляда Кости скрыть замешательство не удаётся.
-Э-э.. Да вы я вижу знакомы! Чо молчал? Когда успел? И как она… побрита?
-Мы не знакомы! – я нервно нажимаю на «не», демонстративно поправляя резиновые перчатки.
-Ага!... Или я – негр!
-Да ты – вообще непонятно что. И за «негра» тут можно в тюрьму угодить.
-В «тюрьму»? А ты что не в курсе?
-«В курсе» чего?
-Куда мы плывём?
-Яхта после капитального ремонта идёт на ходовые испытания. Пошатаемся взад-вперёд и вернёмся. Причём тут «курс»?
Костино всезнайство и китайская беспардонная навязчивость начинают меня раздражать. До вечера ещё много работы, я чувствую, что теряю сосредоточенность.
-Ты реально не в курсе?!
-Да. И мне пофиг.
-Ладно. Посмотрим, что ты скажешь , когда будем на месте.
-Ага…
Костя с недовольным видом сгребает фотографии со стола. Я стараюсь не смотреть на снимок с Ингой. В голове пролетает мысль: «Это не «дизайнер»».
Ну.. пролетела и улетела… Даже не успел сообразить - с чего вдруг.
Слова:
Utility - полезная вещь
Beneficial – полезный
Expedience – целесообразность, беспринципность, выгодность
. . . . . . . .
Владелец яхты, глава компании «Basic International Trade Agency» (BITA) Макариос Андрианополус – американец греческого происхождения, известный финансист и меценат. Мы (русскоговорящий сектор его нью-йоркского офиса), по нашей неизменной традиции, тут же сокращаем его имя до боле привычного нам Мандополус, что резко повышает самооценку , разделяя и без того немногочисленный персонал офиса на «тайные общества» : говорящих «Мистер Макариос», «Макар» и просто «Мандопулос». Место в курилке попеременно переходит под контроль одной из противоборствующих групп, в это время другие «плетут заговоры» и «строят козни», с целью сживания с белого света противников.
Поскольку я курю трубку, то нелюбим ими всеми. Да и мне самому это подковёрное амикошонство режет слух. А ещё мне кажется, что уже если и давать кличку боссу, то для этого надо использовать что-то поосновательнее, чем сочетание ничего не значащих букв его имени.
Например, страсть к меценатству и коллекционированию гравюр.
Вообще, наш офис, похож скорее на подсобку музея или картинной галереи. Переступая порог, забываешь, что это Уолл-стрит. На столах и на стенах, на шкафах и просто стоймя на полу – сотни, а может быть тысячи постеров, гравюр, литографических камней, деревянных досок… Рисунки, картины… полотна с подрамниками, полотна в рулонах… Папки, коробки, тубусы, ящики… Мы ютимся меж хаотичных рядов прекрасного-вечного, словно амбарные мыши среди бочек с вином – не понимая и не имея возможности даже рассмотреть хорошенько – что там: «Прикасаться нельзя!» ( И на всякий случай - видеокамеры, записывающие все движения присутствующих). Лишь пару раз мне удавалось буквально одним глазом подсмотреть: Макариос обсуждал с какими то экспертами подлинность досок Жана Ле-Потра и эскизов Адама Филлипона. Их митинг продолжался без малого четыре часа и, дабы не отрываться, хозяин офиса позвал меня отвечать на телефонные звонки.
Телефон у него – тоже нечто: карболитовый корпус, карболитовая трубка, шнур в тряпочной оплётке… Не удивлюсь, если это подарок Эдисона или наследников Белла.
Узнать это можно, если поднять аппарат и посмотреть на табличку, привинченную к дну. Но, увы, как и гравюры - «Трогать нельзя!» - только нажимать большую , из слоновой кости, клавишу, произносить стандартную фразу : «Извините! Мистер Андрианополус сейчас очень занят, но я могу записать ваше сообщение».
Да. Вот так. Никаких «автоответчиков», если кто тут что-то подумал…
Вообще по части технического оснащения офиса, это тоже наверное был музей. Компьютеры на рабочих столах возраста не менее десятилетнего. В отдельной комнате за железной дверью (буквально как в СССР!) громоздился здоровенный ксерокс, который помнил, если не Кеннеди, то Никсона наверняка. Я даже не сразу сообразил, как им пользоваться! Но когда разобрался – оказалось очень просто. И.. он мог печатать копии на гофро-картон (!).
Поилка с жестяной раковиной и «фонтанчиком»… машинка для заточки карандашей…
На дворе вовсю 90-е, а тут мир застрял между Перлхарбором и вьетнамской войной.
И обитатели офиса пользовались этим так же естественно и непринуждённо, как мы нынче гаджетами, не замечая очевидного разрыва во времени. Первые дни мне казалось, что вот-вот меня заставят нарядиться в подтяжки, суконные нарукавники и целлулоидный козырёк.
Лишь прожив здесь неделю, я решился закурить трубку – уж больно «гармонично» она вписывалась в это вот всё.
А ещё, я совершено случайно узнал, что небольшой магазинчик старой кинотехники, который работает в нашем здании на первом этаже, так же принадлежит Андрианополусу – какое-то суб-дочернее подразделение его «антикварного» холдинга. Там был каноический хлам – прожекторы, штативы, треноги, кинокамеры, чехлы, кофры, монтажные столы, проявочные барабаны, ящики , с кучами запчастей. «Переезд Голливуда» - я так про себя его звал : всё это добро кучами и в беспорядке было свалено на полу, рассыпано по полкам, прилавкам и подоконникам, которые даже никто не пытался оформить в «витрину», а в дни хорошей погоды – частично выносилось на тротуар. И возраст раритетов такой, что – выпущены они были во времена, когда Мэрилин Монро ещё в школу ходила.
Мне нравилось открывать скрипучую , покрытую сальными пятнами дверь, залезая сюда после обеда, вдыхать запах сухой киноплёнки, пыльного шёлка, брезента, полуистлевшего бархата , задубевшей от старости кожи и глазеть на все эти мятые железяки с исцарапанными боками, облезлой краской и лаком на деревяшках, тусклым весь в трещинах, пытаясь угадать их смысл и предназначение.
Продавец с бейджем на цепочке «Консультант – менеджер» не возражал, если я брал что-то в руки или даже разбирал на отдельные части. Правда добиться от него вразумительных объяснений на вопрос «что это?» и «откуда оно?» у меня ни разу не получилось. Может он своим намётанным глазом сразу определил, что «этот русский всё равно ничего не купит, и незачем на него тратить слова».
А может потому что над ним висел выцветший постер начала 30-х годов:
«Девять заповедей американского кинематографа.
В кино нельзя изображать:
-поверженную законность
-внутреннюю сторону бедра
-кружевное белье
-труп
-наркотики
-выпивку
-обнаженную грудь
-азартные игры
-нацеленный пистолет»
(На всякий случай, если кто не умеет читать, на постере: блондинка, курящая марихуану, стояла одной нагой на трупе полицейского. Нога – да - в кружевном чулке. На заднем плане – да! - столик с початой бутылкой. В руках она держит бокал и пистолет… Остальное додумайте сами)
А может, он просто тупой обленившийся янки, которых, увы тут тоже хватает.
«Менеджер» не отрывал глаз от портативного телевизора по которому то ли бейсбол, то ли скачки… что то шумное и наверняка очень важное. Намного важнее меня.
Но магазинчик мне нравился безумно.
И вот когда я узнал, кто его настоящий хозяин, в голове сразу стрельнула кличка : «Хичкок». Это соответствовало и внешности, и манере общения, и эмигрантской биографии её носителя, и как мне тогда показалось, некоторому будущему нуару, с элементами хорора , через который мне предстояло пройти, … показалось или подсознание что-то там просчитав, сделало свой блицпрогноз.
Я стал заглядывать чаще, ворошить хлам настойчивее.
Откопал джае экземпляр культовой камеры «Bell & Howell 2709» … шильд обгорел, наверное при пожаре. Угадывался лишь силуэт. И хотелось просить…
А может быть всё весьма прозаично?
Может быть кто-то скажет: «Ой! Да ладно! «Предчувствие».. тоже мне… Наверняка там на кассе сидела деваха с пышными формами и фарфоровым носиком… Была бы загадка.. История стара как мир».
И тоже верно. «Формы» впрочем обычные. «Носик» с веснушками и без того миниатюрный, теряется под огромными линзами очков.. Только на кассе она не «сидела» –ковырялась в подсобке, громыхая стремянкой. Вышла на окрик «менеджера»:
-Ада!...
Точнее, на второй окрик:
-А-а-а-да-а-а!
Я стоял, нерешительно перебирая в руках эбонитовый чехол от объектива без крышки.
В офисе на рабочем столе было некуда ставить карандаши, вот и надумал такой утилитарный «стаканчик». Но если совсем на чистоту – просто хотелось тут что-то купить..
Ада вытерла руки подолом своего фартука, включила кассовый аппарат (вполне современный) и не глядя ни на меня, ни на покупку, застучала по клавишам:
-Два бакса…, - смачно чпокнул пузырь фиолетовый жвачки, надутый до этого на половину её лица.
Расплачиваюсь мелочью, что осталась после обеда и не упускаю возможность спросить:
-«Ада» - это «Аделаида»?
… терпеливо жду пока надуется новый пузырь.
Чпок!
-Это «Ада». Запаковать?
-Спасибо. Я его буду использовать в ближайшее время.
Последние слова, кажется, заставили присутствующих меня заметить. Немного неловко. Люди тут заняты делом… Ты – праздный зевака. Ляпнул лишнего.
-У вас есть «Bell & Howell»?!!, - Ада стёрла жвачку с губы
-Нет –нет, что вы…
Дурацкая улыбка на лице, дурацкая ситуация, нехорошо обнадёживать людей, ведь они – профессионалы, насторожились: вдруг покупатель владеет каким-то ценным раритетом.
-Я буду использовать его … утилитарно.
Непроизвольно я показал жест, словно держу пучок карандашей и вставляю в с стаканчик.
Ну… во всяком случае я воображал пучок карандашей. Это же ещё 96-й год. И я из России. Мы многие жесты понимали не так, как цивилизованный мир. Да и слова тоже.. Вот, например, «трах». В моё время это было просто «разбить», «сломать что-то». Теперь то у «трах» смысл по-глубже.
Менеджер окончательно вышел из телевизора. Но Ада , поправив очки на своём веснушчатом носике , невозмутимо продолжила:
-Может тогда я вам и крышку поищу?
-Крышку не надо! Карандаши же… - и я снова, как дурень делают этот жест, - Карандаши. Мне не куда складывать карандаши у себя на работе. Я тут работаю в офисе, в этом же здании.
-Аптека - через дорогу!- «менеджер» сурово кивает в окно.
-Да нет же! Карандаши – стаканчик!
Не теряя надежды выправить ситуацию, я ставлю покупку на кассу, и вынув из нагрудного кармана «Паркер», опускаю в чехол. Затем беру ручку, лежащую тут же на прилавке , ставлю туда же.
-Много карандашей!
-Сэр! Вам с друзьями – в аптеку! Или я вызываю полицию!
-А в какой стране ты хотел бы жить, если б решил уезжать из России?
Рэм Владиленович не особенно то церемонится с предисловиями. Любой разговор он может начать с любого места, будто беседа шла уже не один час и прерывалась только на «чих – будьте здоровы - спасибо». Вот и теперь. Мы молчали весь перелёт из Владивостока в Сеул. Мы молчали на всём протяжении Кемпо. Мы не разговаривали, когда его встретила племянница и передала ему «пакет буржуазной жизни», как он сам это зовёт: целлофановый куль, чёрный, для мусора, в котором – ключи от его сеульского дома, ключи от машины, сотовый телефон, барсетка с кредитками, пара свежих местных газет, блок «RAISON» (да, он курит «женские», но помногу), и даже банка табака для меня , что несколько удивило. Мы молчали, садясь в лимузин. И лишь отъехав на четверть пути от аэропорта, он заговорил на эту свою «фундаментальную тему».
У него таковых несколько и все фундаментальные:
«В какого Бога ты намереваешься верить?»
«Кому ты отдашь свою почку?»
«Сможешь ли бросить пить, если начнёшь?»
«За сколько ты готов задушить свою мать?»
Ну и вот теперь про страну.
-Где жить? Наверное, там где дёшево кормят?
Я отвечаю лишь бы что-то сказать, потому что ответ мой – любой – никакого значения не имеет. У собеседника своя «схема», он отрабатывает её, как автомат.
-Кормят? Кормят в Греции. Ты хочешь жить в Греции?
-Нет. Там бывают морозы и полно русских бандитов. Греция отпадает.
-На Кипре тепло.
-Там полно отставных кэ-гэ-бистов. Не хочу я на Кипр. Слишком жарко.
-Зато «Командария». А про жару…, просто место надо правильно выбрать. В центре есть и лыжные трассы, снег круглое лето лежит.
-А гэбня ещё не лежит. Она вполне себе ходит там толпами, многочисленней местных.
-Ты преувеличиваешь. Толпами по Кипру не ходят. А может в неудачно время попал. Надо было ехать обычным туристом. Вот как я, например.
-У меня не было выбора – ни по времени, ни по способу.
-Ладно, Кипр не нравится. … и кэ-гэ-бисты. Может быть Франция? Кухня, вино - вроде , ничего так…
-Франция грязная.
-А.. Ну да… Мы ж из России..
Рэм Владиленович закуривает сигарету, жадно затягивается, так что огонёк добегает до середины, и расслабленно выдыхает дым через нос в две прямые, как рельсы БАМ-а, струи.
-. . мы ж из России..
-Вот именно, что из России. Зачем мне родную грязь на не родную менять.
-Это ты в Египте не был.
И опять через нос «рельсы БАМ-а»…
-В Египте я был. Но вы же про Францию. А там грязи по ноздри.
-Но нет кэ-гэ-бистов, заметь!
-Не заметил.. Очевидно, они там ещё не на пенсии, под прикрытием… Зато гомосеков избыток.
-А разве это не разные вещи?
-Хотелось бы верить, не хочу проверять.
-Может Германия?
-Слишком чисто и много турок.
-Про «Штази» забыл?
-Ну и «Штази» в отказе.
-Колбаски баварские вкусные с пивом…
-.. И увы , не дешёвые.
-Да. Это верное. Фашистов вычёркиваем. Англия?
-Полный остров арабов!
-Но как прекрасен бекон по утрам!
-За два фунта сто грамм?! Я же сказал – жрачка, что б даром.
-Зато там – Королева.
-А-а-а… Ну это всё, конечно, меняет.. Если Королева, то и прозрачный бекон может быть в фунт. Однако арабы – это неисправимо.
-Там есть Парламент.
-«Парламент» лучше курить.
-Это уже на любителя.
Рэм Владиленович достаёт следующую сигарету.
-Да … я вообще… как бы, трубку.
-Ну вот. А у арабов – кальян.
-Не хочу я кальян. Мне трубки довольно. И что бы без ослоёбов..
-Они придумали цифры!
-И зоофилию..
-Это всё гейропейская зависть в тебе говорит!
-Пусть говорит. Я этого и не скрываю. Родился и вырос на северном Кавказе и сыт этой «дружбой народов» по горло - на мой век лимит ослоёбов исчерпан. Инцест молодых ишачков пусть теперь толерастов демократических радует.
-В Австрии нету арабов. Вена – чудный городок.
-Баден чуднее, если уж мечтаем про чудо. Но жратва дорогая, и зимой не комфортно. Говорят, принц Рудольф из-за тоскливой зимы застрелился.
-Мутная история. Кто там и как застрелился – у мёртвой застреленной дырка в черепе «заросла» за годы в гробу, а у кронпринца после стрельбы в висок, кровь пошла из горла… Но всё равно, там уютно и чистенько.
-Но ведь и яд не нашли.
-А его не искали. Всё было известно заранее – два наркомана приняли лишку..
-Ну, не знаю, как-то зябко там, не уютно.
-Надо было ехать туристом.
-А мне работа не очень мешала. Между прочим, с женой.
-С женой в Баден? Это ты правильно. По семейному. Добропорядочно. Венские шлюхи - полный отстой.
-Короче, с Европой как-то не складно выходит.
-Ну погоди. А Испания?
-Что Испания.
-Сыто, тепло. Всё как ты хочешь. И ни гэбистов , ни бандюков, ни усопших кронпринцев…
-Временно. Это всё временно.
-Что «временно»?
-Что нет бандюков. Понаедут. А за ними гэбисты подтянутся.
-С чего ты взял?
-Вот увидите. Сделают Борису Николаичу шунтирование сикось-накось и начнётся Второй Передел. А как начнётся – побегут, куда они денутся… В тот раз бежали и сейчас побегут.
-Ну, как знать… Как знать…
Рэм Владиленович раскуривает третью сигарету.
-Как знать.. Я бы не обобщал.
-… и даже если правильно всё зашунтируют, с таким здоровьем в политике он не жилец. Пройдёт два три года – как пить дать - сольётся. И наступит «91-й» опять.
-Почему «91-й», а не скажем «37-й»? Оптимизм?
-37-й – это чистка в рядах коммунистов, а 91-й – чистка карманов у всех подряд. Коммунистов то нынче днём с огнём не сыскать, что бы «почистить».
-Ну .. , если в этом смысле.., ну да.. «никогда такого не было, и вот опять»…Жаль…А мне Испания нравилась. Хорошо там…
-..потому что нас ещё нет .
-Ладно. Стран много. Может лучше критерии. Цена жрачки к примеру, звучит не солидно, согласись.
-Соглашусь, не солидно. О душе надо думать. О вере.
-Христосики?! Ты ж – экс-комсомолец. А я был почти коммунист.
-Это сейчас. С годами изменимся. Вон , бандюки те – резко как в Боженьку то поверили. На лету переобулись. И мы за бандитами будем иконки лизать… если доживём конечно.
-Вот уж нахер.. – он устало выдохнул дымом. – Кого совесть мучает – пускай к Боженьке. Моя совесть молода и здорова – кровь с молоком. А «батюшки» вислопузые - отсосут, как подорожницы на Крещатике.
-Ну зачем же сводить всё к христианству? Есть ислам.. У иудеев нескучно…
-С пейсами тоже сосут… Как на Крещатике…
При этих словах, он стряхнул невидимую пылинку с брюк.
-Сказал же – содержи свою совесть в порядке и истуканы без надобности, хоть на кресте, хоть в чалме… Церковь - сортир для гомо-подобных свиней, они приходят туда с жидким стулом , объевшись зелёных каштанов. Пришёл, «облегчился» и снова халявное жрать. Не жри с пола! Не ведись на халяву и не придётся бегать по кабинкам нужду справлять.
-Ну, ещё церковь – сосредоточение философской мысли. Проба пути, своего рода.
-Так не церковь же пробует! Пробуют люди. Паста… паства … вечно их путаю. Церковники же лишь балаболят про то, что «нельзя».
-Им платят – они балаболят. Попы – операционистки колцентра. Бесплатный звонок по номеру «800». Народ безобидный. По настоящему опасны лишь упоротые веруны. Ну, такая опасность в любом деле имеется. А которые в рясах – колцентр. «Алё-алё! Это представительство Бога?.. Круто! Я до вас дозвонился! Я - Вася Пупкин и у меня такой вопрос: с понедельника не дрочил - за благодетельность полагаются скидки, где я могу отоварить свои бонусные купоны?.. Алё!.. Что? Плохо слышно?.. В Караганде?!.. А поближе?.. Что!? …Не понял: как это «онанизм больше не грех»? Мля!! Предупреждать же надо!... Предупреждали? Когда? .. На прошлой неделе? Что у вас там вообще творится? Скидок вам жалко стало? .. Жлобы!»
-Да и я не против веры. Омерзительно от поклонения. А верить – не верить, пусть каждый решает сам . Я вот верю в себя. И мне этой веры довольно. Кто-то не верит…
-А моральные аксиомы?
-Послушай. Нет никаких аксиом. Не таскай собой эти кирпичи, выброси. Мораль – только для тех, кто не верит в себя. Ты же образованный человек, инженер, учил математику в школе. Не тебе объяснять: крепче простое. Чем меньше деталей – тем меньше есть чему поломаться. Зачем 10 заповедей, если довольно одной: «Я всегда прав». Вот моя заповедь: Я всегда прав. Я не ворую, не насилую, не убиваю. Я не богохульствую даже, ибо что б я не делал, не думал, не говорил – есть Правда, правильная и непорочная. Эта Правда – моя. Это даже не истина, в которой всегд сомневаешься. Это – Правда. Её можно только предать. А с предателями я поступаю согласно моей личной вере. Потому что Я – всегда Прав.
-Все остальные неправы?
-А вот похер мне на остальных. Пусть найдут свою веру. Не ту, что им кинули наземь вместе с объедками, а свою, настоящую, что б от себя. Вот тогда и поговорим. Пока у народов есть ритуалы богослужения – это просто безмозглое стадо, ленивое разумом и грязное душой.
-Ну иные стада вполне благополучны.
-… настолько, настолько благополучна корова, стоящая в стойле: кто-то кладёт ей халявное сено в кормушку, кто-то выносит дерьмо из под хвоста. По расписанию моют, по расписанию доят, даже быка подведут по часам… Жри, сри, спи.. за тебя уже всё решили. По часам и заколят, сдерут шкуру, разделают на филе.
-Ну так вот эти вот «кто-то» - они ж управляют «коровами».
-Если считать вынос навоза актом администрирования, то да.
-Я имею ввиду управление, как процедуру развития: комплектование стада, обустройство коровника…
-Это тоже случается само собой. Люди вообще в поведении крайне случайны.
-Разве не в выгоде дело?
-В выгоде. Только каждый её понимает по своему. И это делает любую закономерность абсолютно случайной.
-Ладно. Согласен. Но среди атеистических стран, нет ни одной где была бы дешёвая жрачка. Я все же не могу отказаться от критерия сытости.
-А они есть.. Но я поддержу твою религиозную тему. Просто ты, видать не всё знаешь. Чхондогё.
-Что-то корейское?
-Да. «Небесный путь»: буддизм, даосизм, конфуцианство, христианство – в одном флаконе.
-Как ещё «единственно верное учение» не добавили.
-Не расстраивайся, марксизм тоже присутствует, в виде приправы «по вкусу» . Это Корея. Приехали. Выходи.
За разговором я не заметил, как машина остановилась на территории монастыря или церковного двора, сказать было бы правильней. Дверь нам открыл служитель в серо-коричневом балахоне. Рем Владиленович вышел первым, растирая затёкшие ноги.
На площадке посыпанной речным песком его уже ждал местный пастырь: высокого роста блондин с прищуренными глазами. Он широко улыбался и с лёгким поклонам воздел руки к небу:
-Приветствую вас, добрые странники, на священной земле единой Кореи!
Рэм слегка толкнул мне плечо:
-Знакомься, Костя Самсонов - настоятель чхондогё прихода Тобонгу.
Блондин жмёт мою руку:
-В миру я Кирилл.
-.. и китаец, - подтрунивает Рем Владиленович, снова двигая меня локтем. – Не верь глазам своим. Верь себе. А то заладил тут, понимаешь: «паства», «духовность»…