Клавиша "D" //ТРИДЦАТЬ СРЕБРЕНИКОВ, Э п и л о г

Начало здесь

-Не узнала бы – ты б уже был труп. Чип давай! – она перешла на шёпот и сильнее сдавила мне горло.

-Верка.. сучка.., никакого уважения к старшим... не порол тебе отец задницу в детстве и вот…

-Заткнись! Отец – предатель и сдох, как предатель.

-Сомневаюсь...

-В чем?

-Да… так.. сомневаюсь во всём…

-А мы –нет! ГонКонг будет свободным! Ясно?!

-Смутно…

-Не болтай! Обыскать! – последнее она кинула «матросу-водителю».

Парень ловкими пальцами ощупывает мои карманы и достаёт Цитатник. Его лицо при этом корёжит гримаса брезгливости.
-Убить гада?!

-Сперва чип, - с этими словами Вера выхватывает Цитатник и быстро его перелистывает.

-«Некоторые в наших руководящих органах на местах считают, что…», - начинаю я по памяти 136-ю страницу.

-Может, всё таки прикончить?

-Заткнитесь вы оба!!... Вот он! Нашла! Проверь. – Вера отдаёт книжечку с чипом водителю и тот прыгает в «скорую». Краем глаза я вижу картину, уже знакомую мне по машине Стукавкина: тот же свет от экрана, то же напряжённое лицо.
Тем временим Вера, не убирая ноги с моего горла, продолжает:
-Отец – предатель. Он предал нас всех – мать, меня... Он предал Свободу ГонКонга! Смерть оккупантам! И ты умрёшь, если встанешь на нашем пути.

-Я лежу… на вашем пути, мать твою… Убери копыто, зараза…

Я начинаю задыхаться , словно пластилин в гортани.

-Ты лежишь потому, что твоя жадность и беспринципность привела тебя к этому. Это судьба всех, кто сотрудничает с оккупантами.

-Мужика тебе надо, Верка… Давно говорю – мужика. Он бы тебя подлечил, мозги тебе прочистил … кожаным скальпелем.

-Закрой рот!! Мы боремся за правое дело. А вы, похотливые мрази, готовы служить Дьяволу за тридцать серебряников.

-Это нехилые бабки… если что.

-Что?!

-Тридцать серебряников, говорю, деньги большие… На них потом участок земли купили для городского кладбища – гектаров пять не меньше… Долина Кейдрон, слашала такое слово? Это под Иерусалимом, самая дорогая земля в мире... Представляешь сколько это по нынешнему курсу…?

-Что ты несешь?! Ты и перед смертью только про деньги.. жалкий трус.

-Это «Евангелие», ёбаный стыд!.. От Матфея, … глава 27, стих 3
«Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам.
И, бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился.
Первосвященники, взяв сребреники, сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови.
Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников..»

-Бэй Чен! Это он!!- раздался голос из «скорой».

-Уходим!, - с этими словами Вера бросает мне Цитатник и прыгает в «скорую», - И выбрось эту дрянь! Не все такие гуманные, как я сегодня.

Да уж , кто бы говорил. «Скорая» в нашем городе – сферический эталон гуманизма.
Хорошо хоть на этой врачи были ненастоящие...

Цитатник конечно пустой, чип забрали. Но мне книжечка нравится. Всё в ней по хозяйски: размер, переплёт. Да и тираж – полтора миллиарда.
Стряхнув пыль, бережно кладу его в бардачок. Еду домой. Болит голова, кости … вообще всё. Ладно, подлечусь в самолёте…

СВЕТ

Письмо Андрея ко мне заканчивалось словами: «Ты должен сделать выбор».

. . . . . . . . .
Я прочитал всё, что смог и что было доступно. Но так и не понял – из чего выбирать и в пользу чего. Наверное, надо как-то по-особенному собраться мыслями. Отключиться от суетного. Может найти Просветление. А может просто забыть. Лучше всего для такого занятия подходит яхта.

. . . . . . . . .

Яхта – это место покоя и умиротворения. Маленький Мир. А может наоборот – единственно реальный мир, где я сам с собой и со всем остальным миром, один и часть большого Целого. Всего сотня метров от берега – и уже нет ничего: лишь ты и море, лишь ты и ветер. Полоска земли на горизонте уменьшается и тает. Там растворяются в дымке мирские проблемы и противоречия.
Здесь – тишина и покой. Постукивает лаг, отмеряя мили. Замирает флюгарка виндекса. Скоро можно не обращать внимание на эхолот – глубина уже не интересует. Время от времени попискивает радиостанция. Но там все разговоры только о намерениях и расхождении, короткие фразы из набора кодовых слов.
Всё что нужно здесь – только компас, единственный по настоящему строгий прибор. Компас на яхте – хозяин твоей жизни и рулетка судьбы. Ставь на правильный курс. А если ошибся, не сожалей о потерянном. И помни: в море нет обочин дорог – ни съехать, ни спрятаться здесь невозможно. Вышел – иди до конца.

А ещё яхта – это место максимальной безопасности. Ни где еще я не чувствую себя таким защищённым, как на открытой воде. В каждом отсеке, на мачте, на палубе – где бы я не находился – нет опасения, что «кто-то стоит за спиной». Это главное в жизни. Когда за спиной только море, все мысли лишь о том, что впереди.
Может это от того, что я ни разу не попадал в передряги. Шквалы, штормы не в счёт. Да и не трепало меня так уж сильно, потому как безбашенное судовождение – не для меня. Прогноз погоды – Кодекс, чтить который надо беспрекословно. Если выход закрыт, значит жди.

Ну разве что один разик, как-то по разгильдяйству, выскочил я прогнозу наперекор.
В тот год необычно затянул с постановкой в зимовку. Уже и навигация кончилась, а был ещё «на воде». Ноябрь – под парусом либо только самые-самые, либо разгильдяи, вроде меня.

Но из всех впечатлений того перехода, самое яркое - именно по разгильдяйству.
Мало того, что вышел не вовремя, так ещё и отруливал абы как. И море стало со мной играться. При ясном безоблачном небе штормовой ветер – это как-раз игра. И я «пропустил мяч» - на гребне волны не удержал лодку. Она повернулась градусов на тридцать и стала бортом соскальзывать вниз.
Многие нынче видели в интернете красивые фотографии, как сёрфингисты скользят по склону волны, как их накрывает, загибающийся сверху гребень и они летят в «водяной трубе». Вот нечто подобное случилось тогда со мной и моей лодкой. Только «доска» метров десять длинной и мачта торчит из воды.

Не было страха, даже оцепенения. Было смешное, лёгкое чувство игры, словно кто-то большой и сильный, подхватил меня и перекатывает из ладони в ладонь. Голубые стены, пенный пол, прозрачная крыша и огромная радуга в брызгах вокруг. Оказаться в радуге – разве не это мечта самого раннего детства? Разве не стоит для этого жить?
Но вы конечно так не поступайте. Тот мой манёвр – грубая ошибка в управлении парусным судном. Обычное наказание за неё – оверкиль и щепки вокруг. И вообще, есть масса других вещей, на которые стоит посмотреть в этой жизни – египетские пирамиды, Эйфелева башня…
А радугу и по телевизору неплохо покажут.

«Долли Бенкс» я купил со стояночным местом в яхтклубе. Переплатил конечно, но так удобнее – всегда точно знаешь, что откуда бы и в каком состоянии ты ни пришёл – пара швартовых, вода и розетка для подзарядки аккумуляторов всегда тебе предоставлена. А это немало - сухопутные такого и не поймут.

В этой поездке в ГонКонг у меня был длинный список поручений от фирмы, но все они мелкие и вообще ни о чём. Такие встречи и переговоры называются «демонстрация флага», что б не забыли как ты живым выглядишь в наш век-интернет. Я занимался всей этой второстепенной фигней в тщетной надежде забыться и отключить свои мысли от «тяжестей» - необъяснённого, неразрешимого и чувства неисполненного обязательства не понятно перед кем.
Между встреч, сходил в банк: аннулировал доверенность Веры. А для пущей надёжности – и сам счёт. Наличность положил в другом банке, на новом счету. Не знаю уж как там со «Свободой Гонконга», но бесконечная мудрость китайских властей может истолковать мою связь с этими озабоченными людьми весьма неожиданным образом. Так что уж пусть не будет вообще никакой связи.

В сущности, по настоящему серьёзной проблемой для меня было только решить, что делать с яхтой в этом сезоне. Какой из трёх вариантов выбрать: идти на ней самому во Владивосток, погрузить на попутную «линию» или оставить уж там где стоит – лето всё равно идёт на закат.
Каждый день я приходил на пирс, подолгу осматривая лодку со всех сторон, поднимался на палубу щупая ванты и фалы – не потёрлись ли где, не подклинивают ли блоки. Лазил по отсекам – нет ли течи, грибка. Перебирал яхтенный скарб. Чистил и смазывал лебёдки. Заменил предохранители в электропроводке.
Однажды я поймал себя на мысли, что подсознательно ищу какой-то фатальный дефект, какую то значимую неисправность, ремонт которой отсрочит решение, а то и отменит совсем. Вдруг в мачте отыщется трещинка - надо мачту снимать, укреплять. Вдруг по пластику осмос – тогда лодку ставить в эллинг – чистить корпус, латать повреждение. Но придраться не к чему. Состояние всего – идеально, будто яхта мне говорила: «Хватит валять дурака. Пошли уже!»
Ну, пошли, так пошли.

Так ничего и не выбрав, собрался неспешно дойти до Циндао и там уж решать окончательно: продолжать до Владивостока, или забрать в Корее жену и назад в ГонКонг. А может ещё что то нарисуется: предстояло пройти тысячу миль, это не меньше недели – многое что может измениться за это время.

Накануне отхода я предпринял очередную попытку связаться с Мэйли. Предсказуемо безуспешную. Звонить мы друг-другу не можем. Но есть условный сигнал на форуме местного общества флористов, которым мы сообщаем друг другу в каком парке, когда и в котором часу нужна встреча.
Мейли на сигнал не ответила.
Что мне остаётся?
Уходить.
Ничего мне не светит. А что могло произойти – произошло.

С утра заехал в охранное агентство, которое обслуживает яхтклуб – забрал оружие, что сдавал на хранение на время зимовки. На улицы ГонКонга по местным закона нельзя выходить даже с перцовым баллончиком или электрошокером. А уж шляться по супермаркетам с калашем на плече – это особенный троллинг, который местные точно не поймут. Так что всё это добро по приходу сдаётся на хранение в специализированные фирмы. Я не любитель «стволов», но Южно-Китайское море всё ещё беспокойное, иметь на борту карабин лишним не бывает. Сложив в кубрик оружие, патроны и рыболовные снасти, поехал по магазинам закупить провизию на переход.
Продуктов оказалось неожиданно много: неужели я всё это съем. Но, наверное так оно и случится, если неделю идти, дай Бог не в штиль.
Ещё раз просмотрев всё по списку, спохватился, что нет газа в баллоне для камбузной плиты. Съездил за газом. Заглянул в таможню, оставив заявление о досмотре и закрытии границы.
Ну и собственно всё.
Ещё раз возвращаюсь на пирс, подключить береговую зарядку аккумуляторов.
Ночую в гостинице, а завтра…

Кабель зарядки подключен ещё с прошлой недели, надо только дёрнуть рубильник на колонке. Но тут моё внимание привлекает щель не закрытого входного люка. Так не должно быть. Что-то с памятью моей – опять забыл закрыть люк. Если ночью гроза – в каюте образуется лужа. Ничего хорошего в этом нет. Поднявшись по трапу, вижу свет идущий сквозь эту щель. Ну, нормально – я ещё и свет не выключил. Придётся ещё раз всё осмотреть – чего я ещё забыл.
Осматриваю. Вроде всё нормально. Выключаю освещение.
И получаю удар электрошокером пониже правого уха.

.
.

. . . . . . . . .

Шо?! Опять!
Только сейчас никакой романтики с «жёлтыми субмаринами».
Я сижу на полу каюты, с руками за спиной, примотанными скотчем к внутреннему трапу. Это ж сколько я пробыл без сознания, если меня успели так аккуратно упаковать?
В глаза бьёт свет от лампы над штурманским столиком. Определённо это излишество. Я и так ни черта не могу разглядеть, да ещё этот свет.
Лодка раскачивается, но по скрипу швартовых в клюзах понимаю, что стоим на месте, просто ветер поднимается. Ну, собственно по прогнозу ночью обещали грозу. Всё нормально.
Кто то заботливо положил мне на колени газету… Шапки не видно, но судя по шрифту - Global Times:
«После тяжёлой и продолжительной болезни на 98-м году жизни скончался член ЦК КПК товарищ Бей Чен. Все эти годы освещая нам путь своим пламенным сердцем, наш верный товарищ Бэй Чен отдал свою жизнь борьбе за интересы народа, посвятив себя служению делу Коммунистической Партии…» Дальше мелким шрифтом подробности, но я без очков не прочту.

-Что ты тут делаешь?

Вопрос, прозвучавший из темноты противоположного угла каюты, меня озадачил.
Точнее, не сам вопрос даже, а голос того кто его задаёт. Это был голос Мэйли.

-Это моя яхта! А ты зачем тут?
-Что ты делаешь в ГонКонге?
-Мэйли! Ты зачем меня шокером?! Могла же в глаз промахнуться! Я бы ослеп!...

Свет лампы для меня всё ещё приоритетная проблема – очень уж голова болит и этот свет, буквально выжигает мне мозг.

-Если бы ты ослеп, я бы тебе прочитала газету.
-Слепая?
-..аудио-ридером. Так зачем ты в ГонКонге?
-Яхту забрать. Я же на лето её забираю.
-Зачем искал меня?
-Может, ты мне сперва руки развяжешь?
-Нет.
-Это пиратство – ты на борту иностранного судна!
-Это ГонКонг. Отвечай!

В полумраке я разглядел наконец ствол карабина направленный на меня. Глупо конечно было столь неосмотрительно бросить оружие в лодке и не запереть его в рундук. Хотя, если Мэ йли взломала замок входного люка, то и рундук бы её не остановил.

-Отвечай!

Голос её становился резким и раздражительным.

-Мне больше некого искать.
-Зачем?
-Что бы понять.
-Что понять?
-Что бы понять – что же произошло.
-Ничего не произошло.
-Ну, это у тебя. А меня чуть не убили.
-Ты не Бэй Чен?
-?!
-Отвечай!
-С чего ты взяла?
-Отвечай: «да» или «нет»!
-Нет.
-Я не верю! У тебя был его чип!! Где Андрей?
-Он умер.
-Не играй со мной. Где он?!
-Я же сказал: умер. Я был на его похоронах.
-Ложь! Я убью тебя! Ты знаешь, что он жив. Где он?
-Мэйли. Я знаю только то, что ты его любишь. И надеешься на чудо, наверное. Но он умер и я опускал его гроб в могилу вот этими руками, которые ты не хочешь мне развязать.
-Не было никаких похорон. Это инсценировка.
-Он на машине разбился.
-Авария с трупом бездомного, купленном в морге. Даже ребёнок бы догадался. Не играй святую наивность! Андрей в Китае, он не возвращался в Россию. И ты это знаешь. Вы недавно обменивались SMS!

Мэйли вышла из темноты. Щёлкнув затвором карабина, она подошла вплотную и произнесла медленно расставляя буквы в словах:
-Где он?

Судя по тому, как просто она проникла в каюту, как быстро она меня обездвижила, как завладела оружием, Мэйли хорошо знала устройство яхты. Она много чего знала хорошо. Слепые люди за свою жизнь узнают больше чем зрячие.
Но определённо одной вещи она не учла: трап, к которому были примотаны скотчем мои руки - он не крепится намертво. За ним – моторный отсек, и когда нужно обслуживать дизель, трап убирается – два движения в специальных пазах: слегка вбок и в вперёд. И я не стал ждать выстрела.
Вбок. И вперёд
Выстрел конечно же грянул. Словно плетью по черепу. В тесном пространстве каюты винтовочный выстрел – это шаг от контузии. Но я уже толкал себя вперёд, распрямляя колени, рассчитывая головой ей ударить в живот… позабыв при этом о размерах трапа, к которому сам был привязан. Его верхняя ступень выше моей головы, словно высокая спинка стула из какого то диковинного театрального реквизита.
Вот этой «спинкой» я её и ударил. Только не в живот, а в голову, в лоб. И по инерции протащив ещё вдоль каюты, с силой прижал к переборке с противоположной стороны.
Может, если б она не стреляла, я не был бы так агрессивен.
Да и вообще, если не вламываться ко мне, не вырубать электрошокером, не привязывать скотчем к трапу, и всякое тому подобное, то я, в принципе, миролюбивый собеседник.

Удар был такой силы, что скотч порвался об край сходни. Мэйли выронила карабин и со стоном сползла спиной по переборке. Наступила тишина.
Я пролежал с минуту, может и больше. От невыносимой головной боли и тысячи игл в затёкших ногах не хотелось шевелиться.

-Свет…
Прервал тишину голос Мейли. Мне показалось, что это просто такой звон в ушах, потому что и вправду в ушах у меня стоял звон.

-Свет..

Она опять повторила это слово. И я, всё ещё придавленный трапом, почувствовал, как она лихорадочно ощупывает предметы вокруг себя.

-Свет.., свет…, свет…
Мэйли перешла на хрипловатый шёпот и принялась что-то быстро-быстро бормотать.

-Свет…, я вижу свет… о Бог… о Бог.. Бог…, я вижу… вижу… вижу…

Она перевернула меня на спину, схватила за волосы. Зрачки её лихорадочно бегали.
Она действительно видела. По её лбу из глубокой ссадины сбегала струйка крови, но вероятно она не обращала на неё внимание. Зато зрачки не просто сужались-расширялись как раньше, а бегали из стороны в сторону, глядя попеременно мне то в правый, то в левый глаз.

-Я вижу. Я вижу…

Её шёпот приобрёл оттенок безумия.

-Я всё вижу.

Мейли резко встала и, в два прыжка преодолев расстояние до входного люка, выскочила из каюты.

ШЕСТЬ КУБИКОВ

Декабрь во Владивостоке – месяц без времени.
Солнце слепит, как в марте. Тепло, как в ноябре. Снег может выпасть разом на всю зиму в перёд, а чрез два дня стаять апрельскими ручьями, обнажив голую землю, на которой замерли голые деревья. Не за что глаз зацепить.
Из-за переменчивой капризной погоды я не люблю летать в декабре - во Владивостоке часто задерживают рейсы. Но сейчас у меня нет выбора: я приглашен на очень важное мероприятие.
Впрочем, пока всё идёт гладко. И я уже коротаю время в зоне ожидания, последние минуты перед посадкой в самолёт.
На кресле, рядом со мной маленькая девочка играет с разноцветными кубиками, пытаясь сложить из них слово:
-Кубики.., кубики..., кубики.., ку-би-ки…, ку-би-ки…, ку-би-ки… Мама, ма-ам! А у тебя нет ещё кубиков? Тут только шесть и буква «В» затёрлась!..
-Доча, милая, ты же знаешь, что там есть эта буква.

Неожиданно девочка ныряет под кресло.
-Дядя! Вы уронили.
И протягивает мне открытку.
Старая почтовая открытка, каких сейчас редко где встретишь. С настоящими марками, приклеенными с обратной стороны. С кучей печатей и штемпелей, и текстом, написанным от руки ровным ученическим подчерком:
«Крестины 22-го. Приезжай.
А и М»
На лицевой стороне фотография стилизованная под старину: Андрей в чёрном фраке стоит, положив руку на спинку кресла. В кресле Мейли. На ней платье по моде конца 19-го века. И на коленях корзинка с младенцем. Фото выглядит так, будто ему лет сто пятьдесят – пожелтевшее, с царапинами по краям. Я бы так и подумал, если бы не знал тех, кто на нём.

-Спасибо тебе, добрая девочка. Как тебя зовут?

Она поправляет кубики на кресле и ведя по ним пальцем, читает:

-Л ю б о в ь.

Начало было тут