Бессмертие души (Платон/Сократ) (3/1)

Из вышеизложенного с одной стороны следует вывод, что слово-обобщение в «концепции» Сократа-Платона не может быть инструментом отражения сущности в сознании.

Однако с другой стороны у Платона именно слово, точнее его особая «модификация» – верное, истинное слово, слово-откровение – выражает сущность в мысли философа: «...если человек что-то знает, он всегда может выразить свои знания словами...» («Федон»). «Но в каждом рассуждении важно избрать сообразное с природой начало. Поэтому относительно изображения (вещи) и первообраза (сущности) надо принять вот какое различение: слово о каждом из них сродни тому предмету, который оно изъясняет. О непреложном, устойчивом и мыслимом предмете и слово должно быть непреложным и устойчивым...» («Тимей»). То есть с точки зрения Платона сущность может быть отражена лишь в некоем «истинном» слове, которое есть средство «чистой мысли» и чрез которое (в котором, посредством которого) постигается «истинное знание».

Для Сократа и Платона характерно противопоставление ощутимого, чувственно воспринимаемого, видимого мира вещей и умопостигаемого и безвидного мира сущностей: «Скажем о многих вещах, ну, допустим, о...людях, или конях, или плащах,...мы скажем о любых вещах,...что эти вещи мы можем ощутить с помощью какого-нибудь из чувств, а неизменные сущности можно постигнуть только лишь с помощью размышления – они безвидны и незримы... Итак,.. мы установим два вида сущего – зримое и безвидное...» («Федон»). Таким образом, Сократ и Платон лишают мир конкретных, предметно явленных вещей истинности и выносят последнюю в мир сущностей. И потому истинное познание становится познанием незримых, безвидных сущностей и «...самым безукоризненным образом разрешит задачу (подобного познания) тот, кто подходит к каждой вещи средствами одной лишь мысли,.. не привлекая в ходе размышления ни зрения, ни какого иного чувства; кто пытается уловить любую из сторон бытия самое по себе, во всей ее чистоте, вооруженный лишь мыслью,.. тоже вполне чистой...» («Федон»). Для Платона истинное познание есть «нечувственное» познание, акт познания не может быть связан с чувственным опытом и его обобщением. То есть Платоном исключаются как средства истинного познания зрительный образ (эйдос) и слово-обобщение, которое в определенной степени воспроизводит эйдос или сводимо к нему, если не непосредственно, то при помощи той или иной степени опосредования (даже совершенно абстрактные понятия можно попытаться иллюстрировать нарративно, хотя такое сведение может не всегда оказаться очевидным; впрочем...).