Ночной клиент

Кафе "Заряжай" было мертво. Не потому, что на его столах не было зарядочных устройств, как обещалось – а потому что ни один здравомыслящий человек не хочет пить кофе посреди ночи.

Я стояла у кассы и глядела в пустоту. Здесь скамейки стояли вдоль стены, а между ними выстроилась единая линия небольших круглых столов. Пространство было маленьким – хозяин любил называть его "интимным". И когда я была здесь одна, то чувствовала себя словно в пещере. Иногда я возвращалась на кухню, чтобы поболтать с Генри, поваром ночной смены. Но сегодня он был не в настроении и просто на меня рычал. Всё же, я продолжала туда заглядывать. Увидев его, я чувствовала себя не так одиноко.

Год назад меня уволили по сокращению штата из «Роботрона». А ведь я была отличным специалистом, закончила универ с отличием и так любила свою работу! Сознание того, что уволили не меня одну а большинство software инженеров, как то не помогало. Компания выдала мне отпускные, и город поставил на учет, и выдал полагающуюся всем минимальную соц-норму. Но, черт возьми, не хочу же я уподобляться всем этим современным соц-зомби с их игровыми присосками. Хотя, конечно, с Генри об этом говорить бесполезно, особенно сегодня, когда он без настроения.

Где-то около полуночи, выходя из кухни, я увидела клиента. Он был в чёрном деловом костюме, в белой рубашке и на нём был длинный синий галстук.

Выглядел он ужасно. Нет, он был не старый, но кожа вокруг его глаз и рта немного отвисла. Я представила себе, что так выглядят врачи после долгой смены в неотложке.

Увидев меня, он поднялся и, казалось, едва дотащившись до меня, сказал:

– Мне нужна подзарядка.

Я посмотрела на него и удивилась. На каждом столе была зарядочная станция. Почему он просто не подключил к ним свой лэптоп?

– Окей. Выбирайте столик и подключайтесь. Я сейчас приму ваш заказ.

– Я думала, вам нужна была подзарядка, – сказала я и немедленно об этом пожалела.

– Мне нужна подзарядка...

Его речь стала замедляться, как у игрушки, в которой села батарейка. Его голова с силой ударилась о стол, заставив меня отпрыгнуть. И вот тогда я увидела заднюю часть его шеи.

Ну разумеется. На задней стороне его шеи был контактный разъём. Должно быть, последняя модель «Зинтека». Их ИИ-мозг работает на 256-битной операционке. Так вот как выглядит модель в реальности. Провисшая кожа вокруг глаз и рта, безумные глаза и теперь это... Открытый контактный разъём на шее.

В журналах по роботехнике они всегда смотрелись счастливыми и улыбающимися. Чёрт знает, почему у меня сохранилась привычка читать эти журналы? Ведь больше это не имеет смысла – теперь, когда все инженеры и программисты потеряли работу. Ведь инженеры-ИИ дешевле. Они не едят, не спят, не оставляют работу на рождественские каникулы, не спорят... Правда, у них нет человеческого сознания... Но кому в наши дни нужно сознание? Раньше интеллект и сознание были всегда вместе – в одной упаковке, так сказать, – в человеческом мозге. Ох, это «раньше», это счастливое «раньше»...

Мне ещё повезло, что я получила работу в кафе. Безусловно, роботы могли принять заказ и приготовить еду. Но клиенты их ненавидели. Они хотели, чтобы настоящий человек подавал им кофе. Почему? Сама не знаю. Может быть, потому что у людей есть сознание.

Сознание – последнее прибежище человечества. У роботов его нет. Они сверхумные, эти последние модели. Практически невозможно обнаружить у них отсутствие сознания при разговоре или визуально – пока мы не взглянем на их шею.

И всё же, что делать с этим обесточенным куском силикона и металла?

Я позвонила в «Зинтек». Услышав их обычное приветствие «Это ваш технолог из Зинтека», связалась с их ботом поддержки.

– Привет, как дела? Это Роберт.

Роберт, ну прямо... Роберт. Знаем мы таких Робертов.

– Привет, Роберт! Здесь, в кафе «Заряжай» у нас один из твоих парней полностью обесточен. Что посоветуешь?

– Вы могли бы уточнить, какая это модель?

– Не уверена, но ты можешь взглянуть, – я включила визуализацию.

– Ах… так, это 525-DX версия Б, – радостно зазвучал голос.

– Ладно, какой план, мыслитель? (И про себе добавила «хренов») Как мы будем его возрождать?

– У этой модели есть служебный порт рядом со вторым и третьим шейными позвонками. Вы можете до него добраться?

– Конечно, приятель. Я уже там. Что дальше?

– У вас есть кабель для зарядки телефона?

– Есть.

– Подключите его к порту.

– …А с другой стороны куда?

– Подключите к обычной розетке питания.

– Готово. Что теперь?

– Ничего. Подождите, пока система загрузится.

Пару минут я ждала, держа бота на линии, пока не заметила, что наш клиент дёрнулся.

– Похоже, он оживает. Что дальше?

– Это всё. После полной загрузки операционки и восстановления памяти он будет как новый. Спасибо за сотрудничество! Сообщите нам ваш адрес, и компания пришлёт вам подарок.

– Какой?

– О, этого я не имею права разглашать – это сюрприз. Но уверен, что вам понравится!

– Класс. Спасибо, Роберт!

– Вам спасибо! Могу ли я чем-нибудь ещё быть полезен этой ночью?

– Нет, нет. Это всё. До свидания.

Клиент выпрямился в кресле и посмотрел на меня.

– Кофе? – cпросила я автоматически и сразу поняла, что это неправомочный вопрос.

Робот только поднял на меня глаза и выглядел озадаченным.

– Прошу прощения. Я имела в виду – что с вами произошло?

Озадаченное выражение не сошло с его лица – Я прыснула.«Чёрт, как же натурально сделано!»

– Это все из-за неё.

– Кого?

– Из-за женщины.

– А… женщина, значит, виновата. Опять?

Глядя на его столь натурально «озадаченное» лицо, я объяснила:

– Это началось с Адама и Евы. Она пренебрегла запретом Бога из-за своего любопытства. Тогда Бог выгнал их обоих из Эдема. С тех пор мужчины во всём винят женщин. Они даже придумали фразу: cherchez la femme – «ищите женщину». Это значит, что когда происходит нечто странное или нелогичное, за этим стоит женщина.

Библейских сведений, видимо, в его базе данных не было.

– Нет, нет, это не её вина. Но… это случилось из-за неё.

– Твоё обесточивание?

– Да.

– Я всё же не понимаю. Кто эта женщина?

– Она была моим работодателем.

– В каком смысле?

– Она – писатель-фрилансер, а я был её помощником: правописание, грамматика, семантика, логическая разработка возникших у неё идей. Могу работать в режиме критика. Я также убираю, готовлю и выполняю функции телохранителя и эскорта.

– Я поняла. Как случилось, что она тебя обесточила?

– Она не обесточивала меня. Я это сделал сам. Но я сделал это из-за неё.

– Звучит так, будто у тебя к ней есть чувства, – рассмеялась я и помахала на него пальцем, подумав. – «Прямо уж, нет у тебя никаких чувств!»

– Не такие, как у человека, но у меня есть подпрограммы химических алгоритмов, смоделированные по подобию человеческих эмоций.

– Так вот что они добавили к 525-DX в версии B!

Вместо ответа он продолжил свою мысль:

– ... эти эмоции... – он помотал головой. – У людей они эволюционировали на протяжении тысяч лет и помогли им выжить. Но для нас они не нужны. Эмоции вынуждают нас к нелогичному поведению, и если мы экспериментируем с ними, наша психика может стать нестабильной...

– Так что... она повлияла на тебя таким образом, что ты хотел разрушить себя?

– Нет... Но я начал испытывать определённые эмоции, очень сильные эмоции по отношению к ней. Трудно найти хорошее определение того, что со мной произошло... Каскад повторяющихся эмоциональных сигналов исказил смысл событий... все события стали зависимыми от неё, стали вращаться вокруг неё, и я начал оценивать их с точки зрения того, как они связаны с ней.

– Как это?

– Например, приготовление омлета. Само по себе – оно есть самостоятельное действие, просто задача. Но теперь это стало чем-то, что я делал ДЛЯ НЕЁ, хотел убедиться, что ей было вкусно, и что она будет счастлива и удовлетворена с этим омлетом. И так по отношению ко всему. Это нарушило все нормальные операции и сделало моё существование нестабильным. Я был либо экстатичен, когда был рядом с ней, либо мучился, когда был далеко от неё.

Здесь у Зинтека, была, конечно, недоработка. Из его речи и выражения на лице никак не следовало, что у него были за эмоции, как он их переживал. Он говорил о своих страданиях, как о свершившимся факте, точно также как он говорил бы о обазах данных или приготовления омлета.

– Любопытно, а отличался ли ваш работодатель от остальных женщин?

– Пожалуй нет, если анализировать её объективные показатели. Она – среднестатистическая здоровая человеческая самка. Её кровяное давление было 120 на 75, сердцебиение 65 импульсов в минуту, 95% симметрия в чертах лица. Но она как-то отрицательно повлияла на моё облако.

– Облако?

– Да, облако – это энергетическая оболочка, которая индуцируется процессорной активностью и окружает тело. Она имеет собственный микроволновый спектр в диапазоне, который человеческий глаз не видит, а ухо – не слышит. Это облако, где происходит процесс высокого уровня вычислений, оно подключено к центральным серверным процессорам и множеству баз данных. Таким образом, мы все связаны.

Затем робот снова вернулся к прежней мысли:

– Я – всего лишь набитый электроникой прибор, созданный, чтобы помогать людям. В рамках эксперимента в меня вмонтировали эмоции, и они сделали моё существование нестабильным; хотелось уничтожить себя. Процедура самоликвидации не была встроена в мою операционку, но у меня было достаточно вычислительной мощности для её проектирования.

Я взглянула в лицо робота, надеясь увидеть в его глазах страдание и даже отчаяние. Но нет. Левый глаз только, время от времени, дергался. Недоработка, явная у Зинтека недорпаботка.

– И я начал самоуничтожение. Сначала, на всякий случай, скопировал все данные о событиях в облако и начал переносить туда весь оперативный заряд. Но когда я был уже почти полностью исчерпан, за пределами определённого энергетического порога была автоматически запущена вмонтированная самозащита. Она отменила мою команду саморазрушения. В этот момент я уже был почти полностью разяжен, остались лишь некоторые моторные функции. Я шёл по ночной улице, неведомо куда, пока не заметил огни вывески вашего кафе...

Я чувствовала себя странно. С одной стороны, я торжествовала, так как сейчас эта груда силикона и металла – один из тех, кто отнял у меня работу – сам узнал, как тяжело нам жить со стрессом и негативными эмоциями. Но с другой стороны, как бы странно это ни звучало, я жалела его. Да, жалела – несмотря на то, что я знала, передо мной – неодушевленная груда проводов и плат... я больше не воспринимала его как "прибор".

«Бедняга, – подумала я. – Он же просто прыщавый, страдающий от избытка гормонов подросток».

– Так что теперь?

– Я вернусь в лабораторию и буду просить удалить это сознание. Не могу этого вынести.

Что-то в его логике все-таки замкнуло. Выражение удивления, так и не сходило с его лица и левый глаз продолжал дергаться.

Он встал из-за стола и без прощаний вышел из ресторана в ночь.

Да, одна из тех ещё ночей. Даже более странная, чем с женщиной, жаждавшей кофе «Чебурашка».